Молчание ¤ Дождь над Ба Синг Се

Автор: Flamma

Жанр: Romance

Рейтинг: без ограничений 

Предупреждения: постсюжет, POW Катары

Молчание

"Это надо прекратить, это последний раз", – думаю я, разворачивая дрожащими руками его новое письмо. В нем новости, раздумья, шутливые нежности, и через строки – нежность настоящая, о которой мы не пишем друг другу. 

Я пишу ему, что хотела бы приехать к ним погостить, взглянуть на их младшенького и посмотреть, что нового в Стране Огня. Я не пишу, что хочу увидеть его, дотронуться, услышать голос… Наверно, к лучшему, что сейчас я не способна никуда ехать, потому что при встрече я не смогу посмотреть ему в глаза. 

Он пишет, что на него порой находит грусть и ему хочется собрать вместе нас всех, вспомнить нашу юность. Он не пишет, что мечтает еще раз обнять меня, как тогда на прощание, стоять так долго-долго и не отпускать меня… Наверно, к лучшему, что эти письма всего лишь слова, но не те слова, которые мы никогда не сказали бы друг другу. 

Так почему я жду с замиранием сердца новой весточки? Почему выхожу на балкон вечером и вглядываюсь в даль: не летит ли ястреб? Почему я так и не смогла сказать Аангу, что он пишет мне? 

Всего лишь письма. Почему я перечитываю их так часто, что уже почти выучила наизусть? Может, это потому, что он касался того же клочка бумаги, который у меня сейчас в руках. Я вижу, как он улыбался, когда писал мне о проказах старшей дочери, и как не хотел заканчивать это письмо, а сказать больше было нечего. Я вижу это, потому что и сама каждый раз подолгу не решаюсь написать беззаботное "Передай от меня поклон Мэй и поцелуй детишкам. Всегда ваша…" Я знаю, что он не передаст Мэй ни слова из моего письма, и я знаю, что он прочтет: "Твоя, всегда твоя". 

Видит ли он меня в своих снах? Вспоминает ли утром, просыпаясь рядом с женой? Сжимается ли его душа от того же бессильного чувства, что наша мимолетная радость – украдена? Жалеет ли он о том единственном поцелуе? 

Я отправлю ястреба в обратный путь, а сама буду снова и снова повторять про себя обрывки последнего письма и добавлять к его строкам то, что не могу написать. Есть ошибки, которые нельзя совершать, когда у тебя счастливая семья. Есть ошибки, о которых я буду жалеть всю жизнь потому, что не совершила их. 

А ночью я просыпаюсь от чувства вины. Милое лицо Аанга, моего доверчивого и любящего, моего родного и любимого – мне приснилось, как он читает эти письма, я видела, какой болью наполнился его взгляд. И тогда я решаю, что нужно это прекратить: ради Аанга и ради маленького сердца, бьющегося под моим. Бедный мой малыш, за что тебе это? Я прислушиваюсь к своему дыханию, я думаю о том, что моя жизнь мне больше не принадлежит, потому что она уже отдана нашему сыну. Успокоенная этой мыслью, я засыпаю снова. 

Я же знаю, знаю, что должна сделать. Я должна дать понять Зуко, что это больше не наша тайна. Я должна на самом деле показать новое письмо Аангу. Я должна заставить замолчать свое сумасшедшее сердце, это непонятливое и коварное сердце, которое бьется так страстно и жалобно, когда в моих руках оказываются строчки, выведенные темной бордовой тушью. 

И я жду его писем, обманываю себя, ломаю пальцы, считая дни перелета ястреба. Я пью этот восхитительный яд, и по моим венам бежит не кровь, а искристая, напоенная желанием, горечью, мучительным наслаждением и чистой надеждой – любовь. Я знаю, что жестоко потом поплачусь за это. 

Я молчу. Я не зову его. Я улыбаюсь. А моя душа охрипла от крика, а мое сердце заходится от немого плача. 

Думай обо мне. Вспоминай меня, посылай мне свой взгляд через полмира. Рви и сжигай письмо, что все о любви, но ни слова о ней не скажет. Мечтай обо мне. Руки в небо протягивай и зови по имени через сотни миль. А в письмах шути. И не искушай меня, потому что этому – никогда не быть.

Дождь над Ба Синг Се

Его разбудил дождь. Шумный теплый ливень захватил город, скрыл горизонт за серыми прозрачными занавесями, постучался в каждый дом от бедняцкой лачуги до императорского дворца. Зеленые крыши Ба Синг Се тускло блестели от воды. 

Зуко нехотя поднялся, чтобы закрыть ставни, которые дядя Айро никогда не запирал на ночь. Еще до конца не проснувшись, он подошел к окну, из которого веяло прохладой рассвета и влажной лаской дождя. 

Вода. Ее стихия. В каждой капле звучал ее ликующий смех. Дождь стекал по гибким веткам глицинии, и душистые гроздья лиловых соцветий ниспадали, словно складки ее платья… Повсюду и во всем была одна она. Томящая пустота утренних улиц, гулкие шаги случайного прохожего, хмурое небо – все тосковало о ней и просило ее присутствия. 

Опершись на подоконник, он смотрел на тающие под дождем очертания городских зданий. Богатые кварталы в верхнем круге обычно переливались на солнце всеми оттенками изумруда, а крыши на домах бедняков выцветали до чахлого грязно-оливкового цвета и даже в ясную погоду производили удручающее впечатление. Но сейчас дождь приглушил кичливую яркость дворцов, омыл от пыли кровли, под которыми спали простые труженики. И Ба Синг Се смиренно замер, позволив ненадолго воцариться дождю, перед которым все равны. Скованный страхом город, укрывшийся за стеной, мнящий себя неприступным… 

Ему вдруг подумалось, что она чем-то похожа на Ба Синг Се: тоже тщетно пытается скрыть от него себя настоящую. Каким дождем можно смыть с ее лица отстраненность и злость? 

Зуко передернул плечами и закрыл ставни. Он вернулся в свою постель, укутался одеялом, надеясь подремать еще полчаса. Сонное тепло медленно возвращалось к нему. Дождь постепенно стихал, и капли уже не обрушивались сплошной стеной на крышу, а ударяли по ней с четким перестуком, как вышколенные армейские барабанщики. 

Где-то солдаты его народа маршировали грозными ордами, захватывая новые города. Ба Синг Се не сдался им. Что испытывает полководец, снимая осаду с непокоренного города? Не то же ли самое, что чувствует отвергнутый мужчина? 

Впрочем, ему ли не знать, какова на вкус горечь поражения? Снова и снова он расставлял силки для осмотрительной птицы удачи. Снова и снова она взлетала, оставив в его руке лишь пару синих перьев. В самых глубоких снах, заповедных, тщательно забываемых утром, эта синева превращалась в вышивку на ее подоле, в тень, обозначившую под длинным платьем маленькое девичье колено. 

Слушая сквозь дремоту ослабевающий стук капель, Зуко видел, как она серой феей танцует на его крыше. Это ее узкие смуглые ножки отбивали негромкую дробь. Изгибался стройный стан, и легкие руки порхали то над головой, то вокруг талии, притягивая взгляд. Воистину запретное искусство, если от этого зрелища по всему телу разливались приятный жар и тревожная нега! 

Она танцевала и улыбалась. Выгнувшись, вся раскрывшись, откинув голову назад, она самозабвенно кружилась и подставляла лицо дождю. От ее пальцев, от кончиков влажных волос веером разлетались искристые капли. Намокшая одежда льнула к телу, очерчивая то, что он не должен был видеть. Каждая линия, каждое плавное движение отпечатывались в его памяти. Зуко видел, как она тяжело дышит, разгоряченная танцем, и невольно сжимал кулаки, прихватывая простынь. В запястьях у него часто бился пульс - стук ее сердца, скрытого под платьем, потемневшим от воды. 

Она не думала о нем – это ясно, как день. Но зачем она приходила в эти утренние грезы и будила жажду, которую водой не утолить? Для чего так пленительно мягко улыбалась через плечо и отворачивалась?.. 

Даже во сне ее не удержать и не назвать по имени. Все, что ему оставалось от этих видений – шум крови в висках и сладко-болезненное напряжение во всем теле. Сердце сжимало теплой бархатистой ладонью. Неясное томление накатывало волнами – выше, выше… и наконец медленно спадало, растворяясь в наступившей тишине. 

Через щель между ставнями пробивался неверный утренний свет. С цветов глицинии устало падали последние капли и звонко разбивались о подоконник.

Конец